‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Дом с голубыми ставнями

Поэзия и судьба Сергея Есенина в свете Православной веры.

Поэзия и судьба Сергея Есенина в свете Православной веры

Эти заметки — о поэзии, рожденной в крае, который как бы выдохнул из себя поэтов вместе с весенним ветром, осенней печалью полей и белой зимой, которая словно лебединая стая села на луга и долины. Речь пойдет не только о Сергее Есенине, которому 3 октября исполняется 113 лет со дня рождения. Дата, конечно, не круглая, зато юбилей у покойного друга моей юности поэта Евгения Маркина, которому 22 августа исполнилось бы 70 лет. Его не только я, но и вся рязанщина помнит и любит, считая продолжателем дела Сергея Есенина. И вот помолиться на его могиле, побывать на празднике поэзии в его родной деревне Клетино, куда меня пригласили, еду по этой федеральной трассе, еду к другу и к любимому всей Россией Сергею Есенину.

Так что в этих заметках пойдет речь о «поэте и поэзии» — в свете веры, которая многое объясняет совсем не так, как учили нас и продолжают учить в школах и вузах.

Дорога в юность


С коротким взвизгом, внезапным и резким, проносятся встречные машины — чаще всего крытые фургоны с зарубежными товарами. Тащат их в наши города мощные немецкие, скандинавские, французские и даже американские тягачи. А когда кончаются лесополосы и открываются взору поля, все чаще вижу поросшие бурьяном земли, заброшенные луга. У рек, в живописных уголках, выросли, как роскошные поганки в неухоженном лесу, особняки с диковинной для наших мест архитектурой — то башни понаворочаны, то арочные переходы, а то и островерхие шпили, как в протестантских кирхах. Невольно думаешь о том, почему так много везут к нам всякого добра и хлама — перестали работать, стали торговать, это же легче и удобней. Только простит ли нас за бездумность и преступную безпечность вот эта земля, вот эти деревни и их вымирающие жители, вышедшие продавать к трассе картошку, лук, тыкву, яблоки — все то, что еще растет в деревенских садах и огородах?
Дорога долгая, почти тысяча верст от нашей Самары до рязанских просторов. «Вспомнишь и лица, давно позабытые», вспомнишь все, что было в юности, когда в душе вместо молитвы звучали и пелись стихи, более всего есенинские и, конечно же, моего друга Женьки — ведь он из тех же рязанских, есенинских мест. Это он как радушный хозяин открывал передо мной «страну березового ситца» — Константиново, излучину Оки, луга за ней и еще многое, чему я несказанно радовался и что принимала открытая родной красоте душа.
Я тогда бедовал сначала в Риге, потом в Калининграде. Начитавшись Хемингуэя и Ремарка и решив, что надо обязательно ехать в дальние края, желательно западные, где в кафе прямо за столиками пишутся настоящие книги, я хотел устроиться в китобойную флотилию. Но мне было невдомек, что я «невыездной», то есть неблагонадежный гражданин, которого во избежание каких-либо неосторожных высказываний и еще чего-то, что ведомо лишь осмотрительным служащим из КГБ, нельзя выпускать в буржуазные страны. И вот когда стало ясно, что никуда меня не пустят, как раз и пригласил Женя к себе в Рязань. После «неметчины» все родное воспринималось особенно остро, и надо сказать, что на всю мою жизнь, где бы я ни был, именно рязанские березовые перелески, плесы Оки и ее излучины, луга и долины стали для меня олицетворением России, ее душой и «несказанным, синим, нежным», что так проникновенно, сыновне выплеснулось в поэзии Сергея Есенина.
Мы проехали по Самарской, Ульяновской, Пензенской областям, Мордовии, попадались очень красивые места, но когда въехали в Рязанскую губернию, сердце дрогнуло и покатилось в эту вечереющую даль, где «клененочек маленький матке зеленое вымя сосет». Наверное, так происходило потому, что вспомнилась юность, и как мы шли пешком из Рязани в Константиново, и как ночевали в стогу, и как умывались в Оке, и Женя белозубо смеялся, видя мою радость и показывая на правах хозяина всю утреннюю красоту окрест.
«В России есть что-то от росы, синего и силы», — вспомнил я тогда есенинское, и Женя удовлетворенно кивнул и снова засмеялся — высокий, чуть сутуловатый, с «пушкинскими» кудрями, чувственными губами, над которыми чернели гусарские усики.
Мы были молоды, полны сил, и хотя жизнь начинала нас поколачивать, иногда очень крепко, все равно это казалось пустяками, а впереди было счастье, к которому, казалось, вот-вот мы придем.
И мы двинулись вперед — в Константиново, к Есенину.

«Не забыть мне тебя никогда»

Давно замечено, что Пушкин сопровождает нас всю жизнь. А Есенин? Для нашего поколения в детские и юношеские годы он был запрещен, но все равно мы его знали.
Как-то мы с братом Анатолием (будущим известным актером, сыгравшим в кино великого иконописца Андрея Рублева, Достоевского, десятки других замечательных ролей — ред.), когда были дома одни, искали чистую бумагу у отца в столе. Стол был один на троих, и когда отец находился в редакции или в командировках, уроки он нам разрешал готовить за его столом.
И вот старшему брату Анатолию попалась тетрадка отца. Думая, что она чистая, Толя хотел вырвать оттуда страницу, но неожиданно увидел исписанные аккуратным почерком отца стихи. «Не жалею, не зову, не плачу», — прочитали мы. «Я по первому снегу бреду»… «Низкий дом с голубыми ставнями»…
Так Есенин вошел в нашу жизнь. Сейчас, когда он не спрятан от народа, его, как и Пушкина, знают со школьной скамьи. Вот только бы учителя говорили о его поэзии не так, как говорил нам с братом отец. «Да, он действительно талант, — объяснял отец, — но куда он зовет, что пропагандирует? Нет, не надо его вам читать, больше в столе моем не ройтесь… Читайте Маяковского, вот он правильный поэт».
Но почему этот правильный поэт застрелился? А Пушкин — правильный или неправильный? А как же быть с «Гавриилиадой»? Ведь это тоже Пушкин?
Отец в разное время отвечал на наши вопросы всегда по-партийному. Но когда приходил домой навеселе, часто громко, сжав руку в кулак и размахивая им, читал: «Но и тогда, когда во всей планете пройдет вражда племен, исчезнет ложь и грусть, я буду воспевать всем существом в поэте шестую часть земли с названьем кратким — Русь».
Чтение стихов останавливала мама, отец сникал и умолкал. Но эти стихи мы запомнили на всю жизнь.
Пора студенческой юности — сплошь есенинская. В его стихах и признание в любви, и волны нежности, которые захлестывают сердце, и ожидание счастья, и отчаяние — все-все ответы на то, что я переживал, обламывая сирень на окраине города, где жила в низком доме, правда без голубых ставен, моя первая любовь, студентка университета.
Есенин ввел меня в страну любви, страну поэзии, приучил запоминать стихи, объяснил лучше всех литературоведов и педагогов, что такое поэзия. Она прежде всего воспитательница чувств и художественного вкуса. Уже все другие поэты мерялись по Есенину — по накалу чувств, по искренности, по силе любви. Уже тогда стало понятным, что у любого поэта есть путь. Юного лицеиста Сашу Пушкина, автора игривых стихов, озорство которых прямо привело его к кощунственной «Гавриилиаде», нельзя путать со зрелым Александром Сергеевичем Пушкиным, который вырос в великого Христианского поэта.
Еще и многое другое стало понятно — например, как складывается судьба поэта в эпоху, в которой он живет, как преодолевает испытания в зависимости от твердости веры и характера.
Когда пришла пора увлечения Александром Блоком и Борисом Пастернаком, то есть изысканностью, сложностью поэтических форм, то и тут Есенин выстоял и победил. Потому что в зрелые годы ко всем, кто всерьез занимается творчеством или просто продолжает читать и жить поэзией, неизбежно приходит понимание той высокой простоты, которая и делает литературу классикой поистине золотой пробы.
Если Марина Цветаева, по выражению Анны Ахматовой, с годами « ушла в заумь», то Борис Пастернак окунулся в «неслыханную простоту».
Есенин никогда не уходил «в заумь», всегда его поэзия была отмечена именно «неслыханной простотой». Как писал Александр Твардовский: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке».
Вы только подумайте: в пятнадцать лет Есенин пишет такие стихи, как «Выткался над озером алый свет зари», «Сыплет черемуха цветом», «Хороша была Танюша» и другие шедевры.
На те вопросы, которые мы в детстве задавали отцу, необходимо было давать ответы не только в юности, но и в зрелые годы. И ответы постепенно, с годами, нашлись. В зрелости неизбежно наступает пора «амортизации сердца и души», как писал Маяковский. То, что в юности считалось удалью, раскрепощенностью и протестом против канцелярщины, чиновничества, с годами, если не остановиться, не найти свой путь, превращается в пьянство, а затем и алкоголизм, ведущий к разрушению личности.
Этот период жизни Есенина был во многом непонятен. Но когда обрелась твердость духа, а потом осознанный приход к вере, все стало понятно окончательно — и его метания, и запойное пьянство, и дебоши, и гибель. Поняв все это, тот, кто пережил застойные времена, а потом и разрушительные годы перестройки, ельцинские реформы и остался жить, остался и с Есениным. Потому что поэт, даже в мучительный период своей жизни, всегда был верен «несказанному, синему, нежному» — своей любви к Родине. А это чувство живет в нас до последнего вздоха. Вот и получается, что Есенин, как и Пушкин, сопровождает нас всю жизнь.

Потому так и днями недавними
Уж не юные веют года…
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда.


«Я — Божья дудка»

Странно — в наше время путь к вере пролег от веры в ложные ценности к ценностям истинным, то есть вере в Бога. Поколение Сергея Есенина проделало путь обратный — от веры в Спасителя к вере во «всемирную революцию» и марксизм-ленинизм. Есенин вступает в поэзию с одинаковой силой любви к родной природе и к Богу. В пятнадцать лет он пишет поразительные по силе «Калики», «Я странник убогий», «Микола» и ряд других замечательных духовных стихотворений, равных по силе некрасовским и тютчевским стихам зрелого периода их творчества. Но оказавшись в Москве, а затем в Петербурге, он не может противостоять «ветрам революции», попадая в среду интеллигенции «серебряного века».
У нас после запретов стало модным взахлеб славить всех «серебряных», восхваляя или одобрительно умалчивая о жутких нравах, которые царили в этой среде — были среди действительно выдающихся личностей и проповедники извращенчества, воспевания откровенных гнусностей, выдаваемых за «свободу творчества», «высшее парение духа». И сегодня в литературе, искусстве немало таких же деятелей, отмеченных «букеровскими» и другими премиями. Вот их кредо, выраженное одним из «серебряных»: «Люблю я вообще все такое, чего бы никто не любил, все низкое, злое, больное, что тайно я в сердце сокрыл».
Открытая душа Есенина вбирает в себя и это — тем более он только входит в литературу, утверждается в ней. Тут надо сказать о Мариенгофе — вот кто сыграл свою роль дьявола-искусителя в судьбе поэта. Но и от этого человека, как и от многих других, поэт сумел избавиться. Однако не стоит его слишком идеализировать — пристрастие Есенина к браваде, «дендизму», самохвальству слишком заметно в этот период его жизни и творчества, когда к нему приходит известность, а потом и всенародная слава. Это не надо скрывать, наоборот, надо говорить открыто, к чему приводит богоотступничество со всеми вытекающими отсюда последствиями. И его «костюм английский», и женитьба сначала на Айседоре Дункан, знаменитой американской танцовщице, а затем и на внучке Льва Толстого есть стремление деревенского парня доказать, что он не хуже, а лучше всех городских. Но это самоутверждение ему дорого обходится — душа его остается христианкой, и потому она мучается, ищет выхода. Ей все хуже, она не может даже «спустившись в корабельный трюм», то есть в кабак, «не смотреть людскую рвоту», как он напишет в своем знаменитом «Письме к женщине». Ошеломляющий по своей поэтической силе «Черный человек» лучше всего показывает степень страданий и раздвоения личности поэта.
Но он все-таки «зрело знающий работу» поэт. Он хоть «советской стороне самый яростный попутчик», но все-таки «попутчик». И совсем не случайно он пишет: «Отдам все душу октябрю и маю, но только лиры милой не отдам». Он снова возвращается к истокам, к своему «дому с голубыми ставнями», пишет «Страну негодяев» и идет, как и Пушкин, к большим литературным формам -историческим поэмам, прозе, но тут его настигают другие испытания, гораздо более страшные, чем пьяный разгул и дебоширство. Поэт осознает, что он «Божья дудка», как сам однажды сказал, и потому путь его к истинным духовным и нравственным ценностям продолжается, несмотря на самые тяжкие невзгоды. Он снова возрождается, идет вперед — но путь этот обрывается насильственной смертью.

«Я снова здесь, в семье родной…»

Вечерело, когда мы добрались до Константинова. Как тут все изменилось! Раньше это была обыкновенная деревня, памятная лишь тем, что на улице вдоль дороги стоял родительский дом Сергея Есенина. Заброшенная церковь с яркой зеленью травы на куполах, только что начавший восстанавливаться дом помещицы Лидии Кашиной, ставшей прообразом знаменитой Анны Снегиной… Директор музея Астахов, с которым тогда познакомил меня Женя Маркин, говорил, что хочет здесь создать мемориальную зону, музей-заповедник, как в Михайловском. Женя соглашался с Астаховым, говорил, что так и будет, потому что народ едет и едет в Константиново. Тогда только что застрелился секретарь Рязанского обкома партии, хрущевский любимчик, разоблаченный в липовом увеличении «надоев и привесов» (молоко и мясо просто скупались в магазинах и сдавались государству как добытые ударным трудом). О Рязани только и упоминалось в связи с этой аферой, и мне тогда разговоры Астахова показались маниловскими, хотя сам он как человек не мог не понравиться.
И вот я снова здесь, и вижу, что мечты Астахова стали явью. Здесь такая же мемориальная заповедная земля, как в Михайловском, как в Тарханах. Дом-музей с амбаром, временным домиком, надворными постройками, где собраны предметы
крестьянского быта и труда — все дает реальную картину жизни поэта. Сохранены и мемориальные вещи. Есть знаменитый «шушун», в котором мать выходила встречать сына, заблудившегося на дорогах России. Во дворе стоит памятник — бронзовый Есенин в полный рост, в распахнутом пальто, не слащавый, не кукольный, каким он нередко предстает на картинах и сувенирных поделках, а живой, красивый той зрелой красотой великого поэта, каким и должно его воспринимать…
В усадьбе Кашиной, прекрасно восстановленной, великолепная экспозиция жизни и творчества поэта. А в выставочном зале устроена развернутая экспозиция, посвященная 70-летию со дня рождения поэта Евгения Маркина. Вот его портрет — смотрит он на нас вечно молодой, кудрявый, задумчивый. Вот его рукописи, книги, «Новый мир» со знаменитым стихотворением «Белый бакен», где воспет Александр Солженицын в образе бакенщика, который в туман ставит огни, чтобы плыли суда по реке жизни без катастроф. За это стихотворение и за строптивость Евгения Маркина перестали печатать, исключили из Союза писателей, принудительно заключили в лечебницу для алкоголиков, практически в ту же «зону». Сломали. После «лечения» Женя прожил недолго, умер в своей деревне в сорок один год…
В райцентре Касимове есть мемориальная доска на доме, где он жил с родителями, улица его имени. В городке Гусь-Железный межрайонная библиотека его имени. Ежегодно проходят праздники поэзии в его родной деревне Клетино — прямо напротив дома, где он жил, устраивается сцена, читаются и поются песни на его стихи. В этом году праздник получился особенно широким и запоминающимся. Были гости из Москвы, многих других городов. И мне подумалось: как замечательно, что есть такие праздники! Именно там, где родились наши поэты «второго ряда», с именами не такими великими, как Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Есенин, а такие, как Михаил Исаковский, Алексей Фатьянов («Смуглянка-молдаванка»), и поэты уже нашего времени — Николай Рубцов, вот Евгений Маркин… Это же противостояние истинной поэзии, истинной литературы — «попсе», тем шоуменам, которые называют себя «писателями-сатириками», но никакого отношения к литературе, тем более русской, не имеют. Хотя и «не вылазят» из телевизора. И все-таки народ продолжает любить и чтить своих поэтов, а не тех, кто «с приколами» вылезает в очередных «телевизионных проектах».
Но это — к слову. Мы все же ведем речь о поэте и поэзии — и прежде всего о Сергее Есенине. Так что прости, Женя, что сказал о тебе мало. Больше сказал в своем романе «Вдоль обрыва», посвященном всем, кто пал в годы «безвременщины».
…В Константинове идем в белоснежный и сверкающий золотыми куполами храм во имя Казанской иконы Божьей Матери. У входа — доска, на ней золотыми буквами выбито, что в этой церкви крестили Сергея Есенина. Здесь все как встарь, а может, даже нарядней. Ставим свечи за упокой душ рабов Божьих Сергия, Евгения, молимся.
Почему убивают наших лучших поэтов? В разные времена, по-разному, но все равно убивают? «Поэтов часто убивают, чтобы цитировать потом». Эффектно сказано Евтушенко, но совсем не в этом дело. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души». Это Высоцкий. Точнее сказано, но и это не ответ. Тем более дальше он пишет: «Один на цифре 27 шагнул под пистолет, другой же в петлю слазил в «Англетере». Во-первых, не в 27, а в 30, и не в «фатальных цифрах» дело. А во-вторых — и в главных — Есенин не «слазил в петлю», а его повесили после того, как зверски убили. Трагический конец Есенина точно и неопровержимо показан в замечательной книге Ст. Куняева и его сына Сергея, вышедшей в серии ЖЗЛ. Там по дням, по часам исследованы последние дни поэта. За ним велось наблюдение. Он, чтобы не оставаться одному в своем номере в гостинице, уходил к своим знакомым Устиновым — Георгий Устинов был корреспондентом «Красной газеты». Когда Есенин чувствовал, что стесняет мужа и жену, ночевал даже в вестибюле, напротив номера Устиновых. Считали это чудачеством, как и то, что у Есенина был пистолет, подаренный ему на Кавказе. Спрашивается, если он хотел покончить с собой, то почему просто не выстрелил в себя? Почему в номере, куда вошли после гибели поэта, был ужасный безпорядок, просто погром? И куда подевался пистолет? Последним видел живого Есенина Вольф Эрлих. Это был третьестепенный стихотворец. Есенин сидел за столом, читал рукопись готовящегося собрания сочинений, выхода в свет которого он очень ждал. Кроме того, в Ленинграде Есенин предполагал издавать журнал, деятельно готовился к этому. К чему бы это при таком настрое себя убивать, да еще таким странным способом?
На плечи его была накинута шуба с меховым воротником. То есть в номере было холодно. А в официальной версии вмятина на черепе не от удара, а от трубы отопления, которая якобы была раскалена и оплавила череп. Высота потолка — 312 сантиметров, — по мнению «экспертов», не помеха повешения на этой трубе. Было кресло, подставка для канделябра, вот Есенин и соорудил себе эту плаху. А что на подставке этой невозможно устоять, в расчет «экспертами» не бралось. К тому же по пятам за Есениным ходил некто Блюмкин, чекист, бывший эсеровец. Очень странное впечатление производит и Вольф Эрлих, которому Есенин отдал свое стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья». Стихотворение это пролежало два дня в пальто Эрлиха после смерти Есенина, лишь потом Эрлих о нем «вспомнил». Есенин со многими сомнительными людьми знался — слишком широка и безоглядна была душа поэта.
Почему написал стихотворение «До свиданья, друг мой…», которое расценили как завещание перед самоубийством? Потому что чувствовал, что его убьют. О смерти он писал не раз — поэты чувствуют кратковременность жизни земной особенно остро. Почему кровью написал? Потому что не было чернил, как он сказал. И еще потому, смею предположить, что посчитал — вот она, на листе, кровь поэта, пролитая безвинно — это свидетельство потомкам. Но он пишет, чтобы потомки «не грустили и не печалили бровей», потому что все суетно в этой жизни, ничто не ново. И главное вот в чем:
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
Этого многие не понимают, потому что не верят в жизнь после смерти — в жизнь души вечную, как учит нас Православная вера. А Есенин, конечно же, знал, какая участь ждет самоубийц за гробом… И какая же там может быть «встреча впереди»?..
Есенин знал о вечной жизни с детства, по безпрерывным молитвам матери,
которую безконечно и нежно любил. Не поняли этого и создатели многосерийного фильма о поэте, который вышел на экраны телевизоров три года назад, к 110-летию со дня рождения поэта. Фильм получился провальным, Есенин в основном был показан забулдыгой и дебоширом. Единственное достоинство телефильма в том, что он показал, что смерть была насильственной и самоубийства не было. Но опять-таки не назвали истинную причину убийства. А она в том, что поэт с всенародной славой, который уже не оставался «попутчиком» власти, а переходил в прямые обвинители безбожной и безнравственной жизни, становился просто не нужен и даже вреден. То есть по понятиям правящих коммунистов являлся врагом, которого надо уничтожить.
И уничтожили — подло, мерзко. Подкараулили в такой момент, когда легко было все списать на самоубийство.
Останавливаюсь на этих подробностях для того, чтобы мы все знали — поэт Сергей Есенин не самоубийца, а невинно убиенный. И мы можем молиться за упокой его души, просить у Господа простить его грехи вольные и невольные. В этом я глубоко убежден.
Из храма выходим на крутой берег Оки, смотрим на раздолье, на крутой поворот реки. Он такой же, как в нашей юности, когда мы здесь стояли с Женей Маркиным. Так же стоял здесь и Есенин, так же будут стоять и наши потомки, и потомки потомков. И будут повторять:

Я снова здесь, в семье родной,
Мой край задумчивый и нежный!
Кудрявый сумрак за горой
Рукою машет белоснежной.

Седины пасмурного дня
Плывут всклокоченные мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.

…И часто я в вечерней мгле
Под звон надломленной осоки
Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далеких.


На снимках: родительский дом Сергея Есенина; церковь Казанской иконы Божией Матери, с. Константиново; этот "самодеятельный" портрет Есенина сотрудник редакции увидел в самом неожиданном месте — на одном из самарских автосервисов. Такие вот проявления народной любви…

Алексей Солоницын
писатель. Самара — Касимов — Клетино — Рязань — Константиново — Самара.
19.09.2008
1105
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
3
3 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru